– Умеете же вы успокоить!

– Он так хорошо разомнет вам руку, что вы пожалеете, что не работали двумя.

– Хорошо, что пациентка вас не слышит. – Каролина, видимо, улыбнулась.

– Только не вздумайте мечтать о нем, он женат.

– Я не в том состоянии, чтобы о чем-то мечтать, вы же знаете.

– Даже обо мне? Час назад, когда мы с вами разговаривали, я, между прочим, был голый… Алло?

– Прекратите, Жером, в конце концов мне станет неловко.

– Это чтобы вы позабыли о боли.

– Позвоните лучше своему другу-массажисту, он окажет профессиональную помощь, в отличие от вас.

– Зато, в отличие от меня, он женат…

– Вы делаете мне авансы?

– Я готов на все. Вы, между прочим, только что спасли младенца от неминуемой смерти. Это впечатляет.

– Похоже, вам лучше, – заметила она.

– Да. Я навожу порядок в своих мозгах. Там хуже, чем в замке с привидениями, где пауки только что отпраздновали Хеллоуин. Однако я прибираю комнату за комнатой. Вытряхиваю чехлы, закрывающие мебель. Пыльно, но уже стало гораздо светлее.

– Рада за вас. Послушайте… ответьте на последний вопрос…

– Да?

– Провисание заменяет легочную эмболию?

– Думаю, да. Иначе вы и правда притягиваете несчастья. До завтра.

– Нет, что вы! У меня больше не будет необходимости вам звонить. Просто было очень срочно.

– Зато у меня есть необходимость. Мне полезно получать новости о моем кабинете, о пациентах. И о вас…

– Вы хотите иметь связь каждый вечер?

– Сластена! – развеселился Жером. – Я не уверен, всегда ли я буду в форме!

– Ладно, я прощаюсь, вы все не так понимаете, у вас извращенный ум. До скорого.

Жером с улыбкой положил мобильник на стол. Давненько он не позволял себе таких провокационных шуток. Каролина для них отличная мишень. Реагирует с полоборота. Даже по телефону слышно, как она краснеет. От этого только больше входишь во вкус.

Подняв глаза, Жером заметил, что Поль и Жюли с интересом разглядывают его.

– Что?

– Ничего, – хором ответили они и с хохотом вышли из кухни.

Этот спасенный ребенок привел всех в отличное настроение.

Еще бы!

В конечном счете мне в моем супермаркете не так уж плохо. Самое страшное – разбить банку, неправильно пробить чек, рассыпать на ленту муку из порвавшегося пакета или забыть снять с купленного товара магнитную защиту. Главное, на карту не поставлена ничья жизнь.

Я никогда по-настоящему не думала о тех профессиях, где люди работают с чужим сердцем. Жером сохранил спокойствие. Хотя я чувствовала, как он встревожен. Но он не показал этого своей заместительнице, а уж она-то была сильно обеспокоена. Думаю, я бы на их месте вообще расклеилась. Какая же сила воли должна быть, чтобы выдерживать такие ситуации.

Он, пожалуй, хорошо сложен. Физически. В такого я могла бы влюбиться, если бы не его отвратительный характер. Надо сказать, он улучшается. Теперь я понимаю, почему Поль хотел, чтобы Жером поплакал. Это освободило его от ноши, которую он нес, как Христос – свой крест. Вот уж никогда не думала, что моцион может так изменить ход событий…

И все же характер у этого Жерома отвратительный.

Да к тому же он женоненавистник… Немножко…

Плевать!

Лук

Сияли улыбки, развязывались языки, встречались взгляды. Постепенно происходило приручение. Жером по-прежнему отгораживался некоторой недоверчивостью, но понемногу начинал переваривать. Его желудок работал, словно получил отличную лекарственную траву. Но пока он довольствовался их обществом – так человек без аппетита поглощает безвкусные блюда, просто чтобы выжить. Он хотя бы выжил. Возможно, как раз в этом он больше всего нуждался после смерти Ирэн. В человеческом тепле. Не физическом, это не обязательно. Во взгляде, в улыбке, в хорошем настроении, в человеческой радуге всех оттенков, которые приходят к вам, чтобы сообщить, что другие сердца продолжают биться.

В то утро за завтраком Людовик достал кисти и коробку с красками и стал рисовать на листе бумаги широкие закругленные полосы, постоянно обмакивая кончик кисти в синюю формочку.

– Посмотви, мамочка, я нависовал синюю вадугу.

Жюли снисходительно глянула на него.

А он взялся за другой лист и сказал:

– А сейчас я нависую желтую вадугу…

– Хорошо он говорит, – заметил Жером, – жалко только, что «р» не выходит.

– Это как слезы, – откликнулась Жюли. – Иногда так жалко, что они не выходят. А потом однажды все получается…

Вместо ответа Жером улыбнулся ей. Он смотрел на отца, который хлопотал на кухне. Поль нашел рецепт рагу из телятины под белым соусом и следовал ему буквально: даже соль взвешивал, что вызывало улыбку Жюли. Она-то считала, что в кухне все делается по наитию. Жером полагал, что она отвратительна. Кухня, а не Жюли. Теперь не Жюли.

И вот Поль заплакал горючими слезами. От лука. Поль все сильнее моргал и в конце концов бросил свою работу и ощупью выскочил из кухни на улицу, надеясь, что от морского воздуха его глаза перестанут слезиться. Жюли поднялась и молча принялась за чистку лука.

– Вы что, от лука не плачете? – понаблюдав за ней несколько минут, спросил Жером.

– Нет, из меня вообще нелегко выжать слезу.

– И вы еще делаете мне замечание, что у меня не сразу потекли слезы?

– Надо уметь плакать, когда это действительно необходимо. А в случае с луком – не вижу причин для слез, разве что вы испытываете к этому овощу особую нежность и не в силах рассечь его надвое. Ваш отец испытывает к луку особую нежность?

– Чистая химия. Какие еще корявые объяснения вы найдете?

– Да я смеюсь. Я никогда не плакала от лука. Так уж вышло. Есть люди, умеющие раздвигать пальцы ног, другие умеют сворачивать язык в трубочку, а вот я не плачу от лука. Мне бы надо было наняться в ресторан, где пекут эльзасские луковые пироги. Снимать шелуху с лука. Отличная профессия, между прочим.

– Вы снимаете шелуху с людей, уже неплохо!

– Я снимаю шелуху с людей? – удивилась Жюли.

– Вы убираете слой за слоем, обнажая самый нижний. И при этом заставляете людей плакать…

– Правда? Я не нарочно…

Тут, утирая последние слезы тыльной стороной ладони, чтобы не касаться глаз пальцами, на которых еще остался едкий сок, вернулся Поль.

– Тут-то дело точно в луке, – сказала Жюли, указывая на него.

Видя, что Жюли расправилась с этой фазой готовки, Поль с явным облегчением поцеловал ее в лоб и прошептал, что для счастья надо совсем мало.

«Иногда очень мало»…

– Я могу сегодня вывести катер? – спросил Жером отца.

– Да, если хочешь. Техосмотр, должно быть, уже сделан. Но все же спроси у Леона. И возьми с собой Жюли, – предложил он, помолчав немного.

– Нет-нет, – отмахнулась Жюли, – при качке я не удержусь на ногах. Мне больше нравится бегать по песку. А вот болтаться на волнах – нет, это не для меня.

– Море спокойное, – заметил молодой человек.

– Волны есть всегда, – возразила Жюли.

– Вы без слез снимаете шелуху с лука, а я умею раздвигать пальцы ног и сворачивать язык в трубочку, смотрите! – сказал он, чтобы уговорить ее. – А главное, я умею бесстрашно управлять катером в Атлантическом океане.

– Ладно! Я согласна!

– Выходит, обязательно надо задеть вас за живое, чтобы вы изменили мнение?

– А Людовик? – спросила она.

– Я с ним побуду, – предложил Поль. – Я делаю успехи в «Memory», не стоит останавливаться на полпути.

– Днем, когда он будет спать, потренируйтесь один.

– На катере сможешь поразмышлять о том, чтобы говорить мне «ты», – безнадежно буркнул Поль.

Уложив Людовика, Жюли прихватила кое-что из одежды, чтобы переодеться, если промокнет. Ей было страшновато, но она все равно пошла. Кому нравится показывать свои слабости. Со спасательным жилетом она не особенно рискует. К тому же они не собирались пересекать Атлантику. Наверняка пойдут вдоль берега. Час или два – и она докажет ему, что не плачет, когда чистит лук. И что не паникует в море.